Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой - Александр Анатольевич Васькин

зачастую составляли добрую половину посетителей ресторана. Они, собственно, и делали ему основную кассу. Это было счастье — оказаться в компании с приятелем-грузином или даже с двумя. Тогда все присутствующие становились свидетелями увлекательного состязания под названием «Кто быстрее заплатит за стол».

Удобное расположение «Арагви» рядом с местом жительства московской богемы сделало его любимым местом отдыха нескольких поколений семьи Михалковых, выпивших здесь достаточно вина и водки. Когда поэт переехал на Поварскую, интенсивность посещения расписного зала снизилась. Зато другие литераторы, наоборот, зачастили сюда. «Арагви» стал первым рестораном, куда после отсидки за тунеядство пришел в 1965 году будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский — самая что ни на есть богемная фигура, учитывая его свободное творчество. Бродский также прошел крещение в ленинградской психбольнице № 2, знаменитой «Пряжке». Судили его показательно, в забавном диалоге с судьей есть интересные эпизоды. Судья его спросила о специальности, а он в ответ: «Поэт, поэт-переводчик». — «А кто это признал, что вы поэт? А вы учились этому? Не пытались окончить вуз, где готовят… где учат…» Интересно, где же учат на поэтов…

Сегодня факт обеда Бродского можно даже увековечить мемориальной доской. Участники того знаменательного ужина Евгений Рейн и Василий Аксенов смогли проникнуть в «Арагви» лишь благодаря подкатившему на «Волге» Евгению Евтушенко, которому в те времена позволялось всё. «Огромная очередь тянулась до улицы Горького и заворачивала за угол, — вспоминал Рейн. — Мы кое-как пробились через толпу, и швейцар увидел Евтушенко сквозь стеклянную дверь. Этого оказалось достаточно. В холле нас встретил респектабельный господин — директор ресторана. Он братски расцеловался с Евтушенко и Аксенова тоже поприветствовал как старого знакомого. Бродского и меня представили. Затем нас провели в кабинет, где официанты уже накрывали стол. Здесь было тихо и прохладно — чего лучше. Но лицо нашего лидера затуманилось. Кабинет чем-то не устраивал его. Вдруг он решительно произнес: “Нет, мы пойдем в общий зал, поэт должен быть вместе со своим народом”. Официанты переглянулись, но смолчали. Я понял, что здесь слово Евтушенко — закон. Нас повели в общий зал. Это было низкое сводчатое помещение, украшенное росписями на кавказские темы. Сказать, что в зале было тесно, — значит ничего не сказать. Казалось, что спичку нельзя протиснуть в этой тесноте.

Появился метрдотель. Перекрывая шум зала громовым голосом, он попросил посетителей подняться со своих мест. Официанты начали сдвигать столы. Минут через десять освободилось место еще для одного столика. Его и внесли, уже с приборами и хрусталем, из кабинета. Никто не спрашивал, чего мы хотим, — видимо, здесь хорошо знали вкусы Евтушенко. Всё, чем богаты кавказские пиры, немедленно появилось на нашем столе. Евтушенко произнес первый тост, естественно в честь освобождения Бродского… Он поднимал тост за тостом, читал наизусть стихотворение Бродского “Пилигримы”, подливал вино, распоряжался относительно горячего. Так прошло часа два… Гремел оркестр, табачный дым густо наслоился под низким потолком».

Чем кормили в «Арагви»? В первую очередь, естественно, шашлыками различных видов и названий, а еще подавали нежнейшую осетрину на вертеле, суп чанах в глиняном горшочке, капусту по-гурийски, котлеты «Сулико», цыплят по-чкмерски, потроха куриные с луком и многое другое, ибо грузинская кухня богата и разнообразна. И все это уплеталось под вкуснейшее грузинское вино — хванчкару, цинандали, киндзмараули, саперави и кахетинское. Трезвенники упивались вкуснейшим кофе, подаваемым в кафе от ресторана «Арагви» в изящных мельхиоровых кофейниках. А еще угощали фирменным глясе — холодным кофе с мороженым.

Борис Мессерер пишет: «Мы пешком отправились в ресторан “Арагви”, который находился в двух шагах от нашего дома, рядом с памятником Юрию Долгорукому. Я заказал хороший обед из грузинских блюд. Запивали все это немалым количеством вина “Тибаани”, что не помешало мне сесть потом за руль».

Было и лобио, доступное по цене блюдо из фасоли, с разными добавками и поджаренным грузинским хлебом. Писатель Валентин Катаев как-то зашел в ресторан уже под конец дружеской писательской трапезы. Ему обрадовались: «Валентин Петрович, только лобио осталось!» Катаев тут же выдал афоризм: «Лобио всегда остается!»

Будучи помоложе, Катаев однажды вместе с Олешей привел с собою в «Арагви» двух совсем простых девиц полулегкого поведения с улицы Горького. Писателям предоставили отдельный кабинет. Катаев решил самолично приготовить десерт «Ананасы в шампанском». Заказав две бутылки шампанского, он вылил их содержимое в хрустальную вазу, затем туда же стал опускать куски ананаса. Реакция девиц была молниеносной: «Что же это вы хулиганничаете? Что же это вы кабачки в вино крошите?»

Писатели приучались к «Арагви» уже с младых ногтей. Константин Ваншенкин отмечал: «У нас, бывало, в общежитии на Тверском (Литинститута. — А. В.), предложит кто-нибудь вечером, часов в 11 или в 12: а давайте рванем в “Арагви”! У кого сколько есть?.. Приходим, нас принимают вполне радушно. Сразу отдаем деньги официанту: себе возьми десятку, а на остальное… Он тут же подсчитывает заранее: водки две бутылки… салат картофельный… лобио… И все довольны».

Что же касается Евгения Евтушенко, то однажды по его поводу в «Арагви» родилась шутка, автором которой выступил вездесущий Михаил Светлов. Подсев к столику писателя Виктора Ардова, он выпалил: «Я придумал хороший псевдоним: поэт Евгений Альный». Евтушенко не только писал красочно, но и ярко одевался (особенно под конец жизни), старался запомниться и своими громкими заявлениями, телеграммами (в Кремль, против ввода танков в Прагу) и несбывшимися обещаниями. В том числе и по этой причине он стал героем анекдотов.

«Вбегает как-то в кабинет Сергея Михалкова секретарша:

— Какой кошмар! Евтушенко вскрыл вены!

— Кому?»

А вот другая история.

«Звонит Евтушенко Андропову:

— Если вышлите Солженицына из страны — повешусь под вашими окнами!

— Это ваше право, у нас на Лубянке под окнами деревья крепкие!»

Дружба с официантом из «Арагви» была почетной, один из них был широко известен посетителям. Из-за негритянской внешности его называли Полем Робсоном (по паспорту он вообще-то был Лешей). Как-то он отчитал сына композитора Шостаковича, Максима, решившего устроить в «Арагви» банкет и заказавшего пять бутылок водки: «Ты что, с ума сошел?! Ты хочешь здесь заказать водку, а не принести ее с собой?! Этого даже мы себе не позволяем!» Сам Дмитрий Дмитриевич предпочитал этот ресторан другим. Но в 1956 году у него на квартире на Кутузовском проспекте коллеги из Союза композиторов прослушивали оперу «Катерина Измайлова», в очередной раз признав ее развратной. Композитор с горя поехал в «Арагви» и напился вместе со своим другом Исааком Гликманом.

Слава «Арагви» и запах его шашлыков летели через границы, помогая хотя бы на немножко раздвигать «железный занавес». В 1964 году кинооператор Роман Кармен работал в Великобритании над большим двухсерийным фильмом о Великой Отечественной войне. В Лондоне он встретился со своим давним другом, известным